Размер шрифта:     
Гарнитура:GeorgiaVerdanaArial
Цвет фона:      
Режим чтения: F11  |  Добавить закладку: Ctrl+D

 
 

«История полковника Джека», Даниэль Дефо

ИСТОРИЯ ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОЙ, ПОЛНОЙ БУРНЫХ ПРИКЛЮЧЕНИЙ, ЖИЗНИ ВЫСОКОЧТИМОГО ПОЛКОВНИКА ЖАКА, В ПРОСТОРЕЧЬЕ ИМЕНУЕМОГО ПОЛКОВНИКОМ ДЖЕКОМ, УРОЖДЕННОГО ДВОРЯНИНА, ОТДАННОГО В УЧЕНИКИ К КАРМАННОМУ ВОРУ, ПРОЦВЕТАВШЕГО НА ПОПРИЩЕ ВОРОВСТВА ЦЕЛЫХ ДВАДЦАТЬ ШЕСТЬ ЛЕТ, НАСИЛЬНО УВЕЗЕННОГО В ВИРГИНИЮ, ОТКУДА ОН ВЕРНУЛСЯ КУПЦОМ; ПЯТЬ РАЗ БЫЛ ЖЕНАТ НА ЧЕТЫРЕХ ШЛЮХАХ, УЧАСТВОВАЛ В ВОЙНАХ, ВЫКАЗАЛ ОТВАГУ, БЫЛ ПРОИЗВЕДЕН В ПОЛКОВНИКИ, ВОЗВРАТИЛСЯ В АНГЛИЮ, УДОСТОИЛСЯ ЧЕСТИ ИМЕНОВАТЬСЯ КАВАЛЕРОМ ОРДЕНА СВЯТОГО ГЕОРГА, БЫЛ СХВАЧЕН ВО ВРЕМЯ ПРЕСТОНСКОГО ВОССТАНИЯ, ПОМИЛОВАН ПОКОЙНЫМ КОРОЛЕМ, ОСТАЕТСЯ И ПОНЫНЕ КОМАНДИРОМ СВОЕГО ПОЛКА, СРАЖАЮЩЕГОСЯ В ЦАРИЦЫНЫХ ВОЙСКАХ ПРОТИВ ТУРОК, И ЗАВЕРШАЕТ СВОЮ УДИВИТЕЛЬНУЮ ЖИЗНЬ, РАССЧИТЫВАЯ УМЕРЕТЬ ГЕНЕРАЛОМ. НАПИСАНА АВТОРОМ РОБИНЗОНА КРУЗО.

Предисловие

Подобного рода книги принято начинать с предисловия, дабы, выпуская их в свет, заранее расписать все их достоинства, так что опубликование сего сочинения без подобного начала могло бы показаться великой самонадеянностью. И все же осмелюсь заметить, эта добрая услуга необходима ему не более, чем прочим произведениям, публиковавшимся ранее. Все, что может доставить в нем удовольствие или вызвать восхищение, постоит само за себя, полезное же и поучительное настолько существенно в нем, так ясно имеет целью исправлять нравы и воспитывать ум, что потребовался бы отдельный том, ничуть не меньший по объему, чтобы изложить обстоятельно все наставления, какие можно почерпнуть из данного труда.

Здесь же уместно лишь поделиться обилием точных наблюдений, говорящих в пользу разумного воспитания[?], отсутствие или недостаток коего повлекли на гибель тысячи и тысячи наших соотечественников; следует, кроме того, отметить, что не мешало бы серьезно усовершенствовать школы и приюты для малолетних, дабы уберечь несчастных детей, из которых многие что ни год попадают в нашем городе в руки палача, от губительного влияния.

Горестное положение детей, чья натура мягка как воск и тяготеет более к воспитанию добра, чем зла, поистине достойно сожаления, в чем со всей очевидностью можно убедиться хотя бы на истории детства моего героя; обстоятельства жизни вынудили его стать вором, и все же он чудом сумел сохранить врожденную честность, которая с малолетства внушила ему отвращение к самой темной стороне его ремесла, а в конце концов заставила и вовсе от него отречься. Если бы с юных лет у него было преимущество в виде добродетельного воспитания и он бы знал, как совершенствовать заложенные в нем благородные свойства, каким бы прекрасным человеком и добрым христианином он мог бы стать!

Читателя ждет усладительная прогулка по пестрому полю жизни моего героя, полной самых неожиданных поворотов изменчивой фортуны; пред ним откроется сад, где он может рвать полные целебных соков плоды и не найдет ни одного пагубного и ядовитого, где он узрит саму Добродетель и все пути Мудрости, повсюду встречающей одобрение, почет, поддержку и награду; где Пороку и Расточительности сопутствует Несчастье и Горе, где Грех и Стыд идут рука об руку, Обидчик встречается лицом к лицу с Укором и Презрением, а Преступления — с Ненавистью и Карой.

Человека испорченного наш рассказ поощрит к исправлению, и всякий сможет убедиться, что единственно добродетельным завершением нечестивой, беспутной жизни является Раскаяние, в котором грешник находит Мир, Покой, а часто и Надежду, что покаяние щедро искупает все грехи, и, значит, конец дней его может сделаться лучше, нежели начало.

Произведение, написанное со столь похвальными намерениями и призванное способствовать столь полезным целям, кои перечислялись выше, не требует зашиты. К тому же читателю безразлично, изложены в нем достоверные факты или нет и собирался ли его герой преподнести нам историю, хоть в какой-то мере нравоучительную. В любом случае оно послужит поруганию Греха и восхвалению Добродетели.

*  *  *

Полагая жизнь свою игрушкою в руках изменчивой природы и имея возможность оглянуться на нее с более безопасного расстояния, чем бывает доступно человеку того круга, к коему я принадлежал когда-то, я рассчитываю, что история моя займет достойное место рядом с теми, какие, по моему наблюдению, читаются в наши дни с немалым удовольствием, хотя в них и нет той развлекательности и поучительности, каковую, я надеюсь, можно найти в моей.

Я мог бы похвастать не менее благородным происхождением, чем иные прочие, поскольку матушка моя была принята в хорошем обществе, да только это относится уже к ее истории, а не к моей; все, что я знаю об этом, я почерпнул из рассказов моей кормилицы, она-то и поведала мне, что матушка моя была дворянского роду, что отец мой тоже был из господ и что она, моя кормилица, получила от него хороший куш за то, что, приютив меня, развязала ему руки и освободила его и мою мать от всех неприятностей, связанных с тяжкой мукой растить ребенка, пряча его от чужих глаз и ушей.

Судя по всему, отец мой, по просьбе матушки, прибавил еще кое-что моей кормилице сверх уговора, взяв с нее торжественную клятву, что она будет со мной хорошо обращаться, отдаст меня в школу, и наказал ей, если я доживу до того возраста, когда уже кое-что начинают смыслить, внушить мне, что я дворянин. Вот, собственно, и все, что он ждал от нее как от воспитательницы, ибо, сказал он, у него нет сомнений, что придет время и тогда довольно будет легкого толчка, чтобы мысли мои оказались достойны моего происхождения, а поступки отличали бы во мне истинного дворянина, стоит мне только вспомнить, что я таковым и являюсь.

Но все это было только началом моих несчастий, которые на том не кончились; невезенье редко посещает нас лишь на один день: подобно тому как все великое по ступенькам величия возносится на вершину славы, чтобы блистать там во всей красе, так все ничтожное по цепочке несчастий скатывается в бездну и терзается там, мучимое бедственными обстоятельствами, пока судьба не сжалится, если только ей будет это угодно, и не подаст надежды на избавление.

Моя кормилица относилась к взятым на себя обязанностям со всем тщанием, какое только можно было ожидать от особы, живущей подобного рода поручениями, ибо она с великим усердием воспитывала меня вместе с родным своим сыном и еще с одним сыном греха, вроде меня, которого она взяла на тех же условиях.

Меня звали Джон, как она сообщила мне; какова же была моя фамилия, не знали ни она, ни я, таким образом, мне оставалось называть себя мистер Кто Угодно, в зависимости от обстоятельств.