«На Бейкер-стрит хорошая погода, или Приключения веселых мусоров», Андрей Воробьев и др.

Возле «пепельницы» в гордом одиночестве стоял изрядно потасканный по засадам и иным служебным мероприятиям Казанова и задумчиво курил длинную коричневую сигарету «More». Незнакомый с капитаном человек мог принять погруженного в свои мысли Казанцева за «интеллигента» с высшим музыкальным или средним искусствоведческим образованием. Но пребывать в сем заблуждении ему пришлось бы недолго, ровно до той секунды, пока Казанова не извлек бы из кармана свою любимую титановую раздвижную дубинку.

– Этого не видел? – свистящим шепотом осведомился низкорослый начальник «убойного» отдела, компенсирующий нехватку сантиметров трехдюймовыми каблуками своих остроносых «казаков», словно специально сделанных для того, чтобы отбивать чечетку на дискотеке во Дворце культуры имени неизвестного милиционера.

– Кого? – так же тихо спросил вынырнувший из мира невеселых дум капитан, пытаясь сфокусировать взгляд на майоре и отделить его образ от переплетенных в розовый, дышащий страстью клубок обнаженных женских фигур, занимавших более половины ментального пространства оперативного сотрудника ОУРа.

– Мартышкина…

– Нет, – после минутного размышления сообщил капитан Казанцев, так и не избавившийся от своей самой прилипчивой эротической фантазии, в которой его любили все женщины мира в возрасте от семнадцати до сорока девяти с половиной лет.

– Ну, вот и хорошо, – Соловец облегченно повысил голос, и его движения обрели уверенность, как и положено досточтимому офицеру милиции, имеющему пятнадцатилетний стаж работы в славных своей историей органах российского правопорядка.

– Задолбал стажер? – участливо поинтересовался Казанова, поймавший, наконец, суть разговора. – Продыху не дает?

– Не то слово, – майор вяло махнул испачканной сиреневыми чернилами рукой. – Хуже неопохмелившегося прокурора…

Капитан поправил являвшийся непременной деталью его туалета длинный красный шарф крупной вязки, который обвивал шею Казановы и зимой и летом, понимающе покивал и неэтично громко икнул.

Соловец интеллигентно сделал вид, что ничего не заметил.

Чрезмерно ретивый и сильно близорукий младший лейтенант Сысой Бедросович Мартышкин был направлен в районное управление на трехмесячную стажировку сразу после окончания ускоренных милицейских курсов, на которых он учился пользоваться свистком, отрабатывал чеканный строевой шаг, столь необходимый в деле борьбы с организованной, не очень организованной и совершенно дезорганизованной преступностью, писал конспекты лекций на тему «Зачатки неправильного правосознания у российских подростков в пубертатном периоде, и как с ними бороться в свете применения к малолетним нарушителям специальных средств в виде слезоточивых газов различной степени воздействия и резиновых дубинок разной длины и веса», участвовал в задержании лектора, оказавшегося знатным педофилом, невесть как проникшим в штат преподавателей школы милиции и охотившимся за привлекательными курсистками и курсистами, вникал в премудрости обращения с плексигласовым щитом и противогазом, изучал устройство пистолета Макарова по большому и красочному методическому пособию, где были допущены три грубейшие ошибки – на рисунке забыли изобразить флажковый предохранитель, двуперую боевую пружину и вместо плоского магазина на восемь патронов нарисовали двухрядный на четырнадцать, – чуть не попал под разнарядку в Чечню, в последний момент вычеркнутый спохватившимся окулистом из списков командированных, мечтал работать в уголовном розыске и на деле проявлять свои недюжинные дедуктивные таланты, коими с детства гордился…

В общем, сие чудо, которое мало чем отличалось от подавляющего большинства выпускников достославных милицейских учебных заведений, в один прекрасный погожий денек явилось к начальнику РУВД подполковнику Николаю Александровичу Петренко и положило перед ним грозное предписание из Главка, в котором русским по белому приказывалось немедленно обеспечить новоиспеченному младшему лейтенанту широкий фронт работ и прикрепить Мартышкина к какому-нибудь суперопытному сотруднику отдела уголовного розыска.

Незримо страдающий от острой нехватки личного состава Мухомор поначалу обрадовался пополнению, но через недельку стух и стал избегать стажера.

А всё потому, что Мартышкин оказался излишне резвым и, даже для сотрудника милиции, чересчур принципиальным.

На второй день пребывания в районном управлении глазастый Сысой обнаружил на подоконнике в туалете выброшенные за ненадобностью десяток заявлений о квартирных кражах и угонах автомобилей, самостоятельно обошел нудных и забытых всеми потерпевших и хлопнул об стол Петренко пачкой снятых им объяснений. Мухомора чуть инфаркт не хватил. Объективно вредная инициатива чрезмерно активного Мартышкина грозила обернуться для вверенного подполковнику РУВД последним местом в квартальном соревновании среди райуправлений за самый высокий показатель раскрываемости.

Петренко отобрал у Сысоя пачку объяснительных, в запале обозвал стажера «Переростовичем», чуть не подставившим дружный, спаянный многочисленными громкими раскрытиями и не менее известными в узких кругах возлияниями коллектив управления под проверку районной прокуратуры, на глазах у изумленного младшего лейтенанта поджег исписанные корявыми почерками листы и гордо швырнул их перед собой.

В результате сгорели не только бумаги, но и стол подполковника.

А грозивший перекинуться на все ветхое здание райуправления пожар потушили с помощью того самого огнетушителя, что несколько лет ждал своего часа над пепельницей-вазоном на лестничной площадке.

Петренко взял трехдневный бюллетень, дабы поправить расшатанные нервы и успокоить истерзанную душу, а после триумфального возвращения на работу, ознаменованного мощным банкетом в близлежащем кафе, в процессе которого был арестован бармен, пытавшийся напоить дознавателя Твердолобова некачественным розовым портвейном «Агдам», представлявшим собой подкрашенное лиловой тушью белое крепленое вино, прикрепил Мартышкина лично к майору Соловцу.