Гарнитура:GeorgiaVerdanaArial
Цвет фона: Режим чтения: F11 | Добавить закладку: Ctrl+D
«Дети Арбата», Анатолий Рыбаков
– Что же вы не едите? – спросила Маруся.
– Ем, спасибо, вкусные пироги.
– Было бы из чего, не такие бы испекла – дрожжей и тех не достанешь. Спасибо, Василий Петрович принес.
Василий Петрович сказал что-то серьезное по поводу дрожжей.
Ребята попросили еще пирога.
Маруся снова отрезала им по куску.
– Думаете, для вас одних наготовлено?! Кончилась ваша гулянка, умывайтесь!
Она собрала их постели и понесла из комнаты, к соседке.
Дети ушли спать. Потом собрался и Василий Петрович. Маруся пошла его провожать. Уходя, сказала Кате:
– Чистую простыню в шкафу возьми.
– Зачем он ей нужен? – спросил Саша, когда за Марусей закрылась дверь.
– Муж бегает от алиментов, ищи его, жить-то надо.
– При детях?
– Голодными лучше сидеть?
– Старый он.
– И она не молодая.
– Что же не женится?
Она исподлобья посмотрела на него:
– А ты на мне чего не женишься?
– Тебе замуж хочется?
– Хочется… Ладно! Давай спать ложиться.
И это было необычно. Каждый раз ему приходилось добиваться ее так, будто они встречаются впервые, а сегодня сама стелет постель, раздевается. Только сказала:
– Свет потуши.
Потом перебирала пальцами его волосы…
– Сильный ты, любят тебя, наверно, девки, только неосторожный, – она наклонилась над ним, заглянула в глаза, – рожу тебе черноглазенького, не боишься?
Рано или поздно это должно было случиться. Ну что ж, сделает аборт, ребенок не нужен ни ему, ни ей.
– Ты беременна?
Она уткнулась головой в его плечо, прижалась к нему, будто искала защиты от несчастий и невзгод своей жизни.
Что он знает о ней? Где она живет? У тетки? В общежитии? Снимает угол? Аборт! Что скажет она дома, какой бюллетень предъявит на работе? А вдруг пропустила сроки? Куда денется с ребенком?
– Если попалась, рожай, поженимся.
Не поднимая головы, она спросила:
– А как малого назовем?
– Решим, времени много.
Она опять засмеялась, отодвинулась от него.
– Не женишься ты, да и не пойду я за тебя. Тебе сколько? Двадцать два? Я и то старше тебя. Ты образованный, а я? Шесть классов… Выйду, только не за тебя.
– За кого же? Интересно.
– Интересно… Парень один, наш, деревенский.
– Где он?
– Где-где… На Урале, приедет и заберет меня.
– Кто он?
– Кто… Механик.
– Ты давно его знаешь?
– Сказала ведь, с одной деревни.
– Что же он до сих пор на тебе не женился?
– Не перебесился, вот и не женился.
– А теперь перебесился?
– Теперь ему уже тридцать. У него, знаешь, какие барыньки были…
– Ты его любишь?
– Ну, люблю…
– А почему со мной встречаешься?
– Почему да почему… Мне тоже жить хочется. Допрашивает, как в милиции, ну тебя!
– Когда же он приезжает?
– Завтра.
– И мы с тобой больше не увидимся?
– На свадьбу позвать?.. Он здоровый, стукнет, и нет тебя.
– Это еще посмотрим.
– Ох, ох…
– Но ведь ты беременна.
– Кто сказал?
– Ты сказала.
– Ничего я тебе не говорила. Сам придумал.
В дверь тихонько постучали. Катя открыла Марусе, снова легла.
– Проводила. – Маруся зажгла свет. – Чай пить будете?
Саша потянулся за брюками.
– Чего вы? – сказала Маруся. – Не беспокойтесь.
– Он стеснительный, – усмехнулась Катя, – стесняется гулять со мной, жениться хочет.
– Жениться недолго, – сказала Маруся, – и развестись недолго.
Саша налил в стакан остатки водки, закусил пирогом. В общем-то он должен быть благодарен Кате за то, что все так благополучно кончилось. Механик этот, наверно, и вправду есть, но не в нем, в сущности, дело. Дело в том, что она опять дразнит его, а он раскис, дурачок. Саша поднялся.
– Ты куда? – спросила Катя.
– Домой.
– Что вы, честное слово, – забеспокоилась Маруся, – спите, утром поедете, а я у соседей переночую, никому не мешаете.
– Надо идти.
Катя смотрела хмуро.
– Дорогу найдешь?
– Не заблужусь.
Она притянула его к себе.
– Останься.
– Пойду. Счастливо тебе.
Хорошая все-таки девчонка! Жаль, конечно. И если она не позвонит, они никогда больше не увидятся: адреса он не знает, не дает она адреса – «Тетка заругает», даже не говорит, на какой фабрике работает – «Будешь возле проходной отсвечивать».
Раньше она изредка звонила ему из автомата, они шли в кино или в парк, потом уходили в глубину Нескучного сада. Белели под луной парусиновые шезлонги, Катя отворачивалась. «Чего придумал… Вот пристал тоже…» А потом приникала к нему, губы сухие, обветренные, перебирала шершавыми руками его волосы.
– Я тебя первый раз за цыгана приняла. Возле нашей деревни цыгане стояли, такие же черные. Только кожа у тебя гладкая.
Летом, когда мама была у сестры на даче, она приходила к нему, глаза сердитые, стеснялась сидевших у подъезда женщин. «Пялят зенки. Больше в жизни не приду».
Позвонив, обычно молчала, потом вешала трубку, звонила опять…
– Катя, ты?
– Ну я…