«Исповедь летчика истребителя», Владимир Колышкин

   Однако на этот раз мне не повезло. Я сел на сушу, а это верный плен. Содрав с себя летный комбинезон с опознавательными знаками Люфтваффе и сложив парашют, я отнес в кусты уличающий меня тюк, как мог, присыпал его землей, забросал ветками и оглядел местность. Кругом расстилалась ширь фермерских полей. Сверху я привык видеть их маленькими зелено-желто-коричневыми квадратиками, быстро проносящимися под крыльями. Теперь, находясь на земле, я мог по-настоящему оценить их размеры. Меня охватило отчаяние: куда идти?! Кругом враги!

   В милях двух от меня, на северо-западе, в небо поднимался маслянистый черный дым, словно кто-то зажег сигнальный костер. Это горел мой самолет. Значит, идти нужно в противоположную сторону, как можно дальше от такой улики. Не торчать же здесь посреди поля, как огородное пугало. И я пошел, куда направляла меня интуиция. Я шел вброд через колосящееся море ржи. Кузнечики стрекотали как безумные. На небе не было ни облачка, и солнце вовсю припекало. Вот тебе и Англия - страна дождей и туманов, подумал я, обливаясь потом.

   Домик появился как-то внезапно, укрытый в куще деревьев. Красная черепичная крыша теперь уже явственно виднелась. Аккуратный белый заборчик окружал маленькую усадьбу. В противоположном ее конце возвышалась силосная башня. Три сарая барачного типа составляли хозяйственные постройки. В общем, стандартный малый фермерский набор. Куры с довоенным спокойствием клевали что-то на лужайке. Я обошел домик стороной, перепрыгнул через низенький штакетник и, как вор, прокрался к дальнему сараю с распахнутыми дверями. Здесь можно было отлежаться до сумерек и подумать, как выбраться из страны. Я заглянул в манящую темноту сарая. Пахло сеном, молоком, ну и, разумеется, навозом. Но мне эти запахи говорили о безопасности, еде и отдыхе.

   Вдруг из дальнего угла вышла женщина. На ней было платье, какие моя мама носила в моем далеком-предалеком детстве. У женщины были чудесные рыжие волосы и грустные глаза. Она держала в руке молоток, а во рту гвоздь. Если женщина занималась далеко не женским делом, значит, в доме не было мужчины. Конечно, а как же иначе. Всех мужчин призвали на фронт. Ну, если не всех, то, по крайней мере, молодых и сильных. На вид женщина была еще сравнительно молода, но острые морщинки возле уголков губ, говорили, что она много повидала и многое испытала в этой жизни, и, быть может, многое ужу потеряла. Эти тонкие морщинки и сильное гибкое тело делали ее похожей на актрису Джейн Фонда. Я так про себя ее и назвал.

   - Кто вы такой и что вам нужно? - поинтересовалась она, вытащив гвоздь изо рта. Молоток женщина на всякий случай взяла покрепче. Разумеется, она говорила по-английски.

   - Айм сори, простите, - сказал я, облизывая пересохшие губы и показывая на них пальцем, - не найдется ли у вас чего-нибудь попить?

   Женщина недоуменно оглядывала меня с ног до головы. Я испугался, не оставил ли я на себе каких-нибудь улик и тоже осмотрел себя. На мне были домашние тапочки, спортивные штаны "Адидас" и обычная майка. Тривиально одетый гражданин, ничего подозрительного.

   - Кам ин, - сказала женщина и поманила меня за собой, - плиз...

   Мы вошли в дом. Стандартный двухэтажный английский домик. Внизу две небольшие комнаты. Одна из которых служит и прихожей и кухней. Наверху, очевидно, две крохотные спаленки. Скромная довоенная обстановка: комод, кружева, портреты в рамках. Обыкновенный диван. Застелен очень аккуратно. В доме витал дух одинокой женщины, может быть, тоскливый, но не сломленный. Скромную обстановку согревал теплом лакированного дерева музыкальный инструмент, по видимому, виолончель, которая висела на стене, на почетном месте. Интересно, кто на ней играет? Или играл?..

   - Сит даун плиз, - хозяйка указала на один из стульев, хороводом собравшихся вокруг застеленного скатертью стола.

   Я с наслаждением опустился на вогнутое сидение стула и откинулся на спинку. Боже, как я устал! Хозяйка вернулась на кухню, зажгла керосиновую плитку, поставила на нее кофейник. Потом открыла окно и кого-то позвала, судя по всему, дочку. Я сидел в гостиной, отдыхал и разглядывал многочисленные фотографии. Фотографии много скажут наблюдательному человеку, даже если вам ничего не известно о семье, в которую вы случайно попали. У женщины, хлопотавшей сейчас на кухне, был муж - красивый высокий парень - и двое детей: маленький мальчик и довольно большая девочка. Со старомодными, прошлого века усами папа или это, быть может, дед? Фотография родителей висела чуть дальше. Плохо было видно, но вставать не хотелось, да и зачем без причины тревожить хозяйку. Единственно, что меня серьезно взволновало и на что я хотел бы взглянуть поближе, это настенный отрывной календарь. Похудевший более чем наполовину, висел он над громоздкой коробкой радиолы. На листочке значилась дата моего боевого вылета: 26 августа 1940 года. С трудом я удержал себя на месте.