Размер шрифта:     
Гарнитура:GeorgiaVerdanaArial
Цвет фона:      
Режим чтения: F11  |  Добавить закладку: Ctrl+D

 
 

«Язык ада», Пабло де Сантис

Первая часть

Отель «Маяк»

С энтузиазмом и доверчивостью я вспоминаю англоязычный перевод сентенции некоего китайского философа, высказавшего незабываемый пассаж: «Приговоренному к смерти не нужны ограждения перед пропастью, потому что он уже отказался от жизни». В этом месте переводчик сделал сноску, пояснив в примечании, что существует интерпретация более предпочтительная, нежели первое толкование: «Слуги уничтожают произведения искусства, чтобы не быть обязанными судить об их красоте и недостатках». Итак, как Паоло и Франческа, я отложил чтение, преисполненный необъяснимого скептицизма.

X.JI. Борхес

I

У меня на письменном столе стоит керамический маяк. Он служит мне в качестве пресс-папье, но прежде всего он будит во мне грустные воспоминания. Снизу на подставочке идет надпись: «На память о Порто-Сфинксе». Керамическая поверхность – вся в трещинах, потому что вчера, когда я хотел придавить рукопись одного перевода, маяк упал со стола. Я терпеливо склеил осколки; но тот, кто пытается склеить разбитый кувшин, знает, что, как бы тщательно ты ни собрал осколки, все равно некоторые фрагменты будут утрачены навсегда.

Я ездил в Порто-Сфинкс пять лет назад, по приглашению организаторов конгресса переводчиков. Когда я достал из почтового ящика конверт с приглашением от университета, сперва я подумал, что речь идет об уже прошедшем событии. В течение долгих лет мы продолжаем получать информацию из ассоциаций и клубов, к которым больше не принадлежим; предложения подписаться на давно закрывшиеся журналы; поздравления ветеринаров, предназначенные коту, который умер еще в прошлом веке. Многое в жизни меняется, но количество опоздавшей корреспонденции все растет; нас находят в старых адресных книгах, которые не учитывают изменения наших интересов, жилищ и привычек.

Однако это письмо не относилось к разряду запоздавшей корреспонденции: мне писал Хулио Кун и приглашал меня на конгресс. Кун был начальником кафедры лингвистики факультета. Мы вместе учились, но я окончил университет чуть раньше – и познакомились мы только потом. Я знал, что Кун занимался финансированием частных предприятий в интересах своей кафедры – в обмен на некоторые услуги технического характера. В письме он объяснял, что ему пришла мысль собрать на пять дней в Порто-Сфинксе группу людей с самыми широкими интересами, не превращая эту встречу в собрание лингвистов или профессиональных переводчиков. Меня он выбрал как переводчика технических текстов.

Я уже достаточно долго не встречался ни с кем из моих коллег. Мы были разбросаны по стране, и никто из нас никоим образом не рассматривал переводческую работу как свое окончательное призвание и занятие, переводы считались, скорее, промежуточным шагом к какой-то другой работе. Одни хотели стать писателями, но занимались пока переводами; другие преподавали в университете, а в свободное время переводили. Как-то даже не особо об этом задумываясь, я тоже шел по этому пути.

Моя работа не способствовала укреплению связей с моими коллегами, потому что я посещал издательства исключительно с целью сдать или получить рукопись. Я встречался с секретаршами, редакторами серий и никогда – с другими переводчиками. Окольными путями мы получали новости друг о друге, в большинстве случаев – с месячными опозданиями. Четыре года назад два переводчика, которые работали вместе над одной энциклопедией, попытались объединить нас в некую коллегию или корпоративную организацию, но собрали лишь горстку любопытных. Когда эта немногочисленная группа начала работать, они отвели всего один вечер на слишком обширную программу дискуссий, и в итоге все переругались и предпочли вновь расстаться.

В своем письме Хулио Кун упоминал и других приглашенных. Кое-кого я знал лично, но большинство – только по имени. Были и иностранцы. В последней строчке значилась Анна Деспина. Кун пока не подтверждал ее участие, но уже решил сообщить о моем.

Вещи, на которых написано «На память о…», на самом деле почти никогда не пробуждают воспоминаний; но этот маяк у меня на столе, напротив, по-прежнему продолжает посылать мне сигналы.

II

Моя жена Елена отнеслась к сообщению о поездке со скрытой радостью. На несколько дней она уже видела себя свободной от моей головной боли, моих осложнений, моих ночных блужданий по дому. Мигрень, от которой я страдал с пятнадцати лет, осложнилась в течение последних месяцев. Исследования у врачей ничего не давали, мне выписывали лекарства, которые медленно побивали желудок, но не головную боль. Эту мигрень врачи последовательно связывали то с позвоночником, то с генетическими факторами, с проблемами у меня в жизни, питанием, работой, стрессом, городом, миром. Я предпочел вернуться к аспирину.

Елена моложе меня на шесть лет, но ей так хочется стереть эту разницу, что она принимает властный вид и постоянно дает мне советы, готовность следовать которым я, в свою очередь, успешно симулирую. Елене просто необходимо давать мне советы, и хотя она знает, что я никогда их не выполняю, ей достаточно того, что мы время от времени ведем диалоги, в ходе которых она демонстрирует свой «зрелый» возраст, здравый смысл и стремление к порядку – качества, в которые, впрочем, она и сама слабо верит.

– Не запирайся в гостинице. Не беспокойся о конференции, – сказала Елена, одновременно проводя ревизию моего багажа. Добавила белую в голубую полоску рубашку и пару замшевых туфель. Достала фотокопию перевода, который я должен был отредактировать. – Не бери с собой никакой работы.

Я всегда сам собирал чемодан или дорожную сумку, но, обвиняя меня в забывчивости, она всегда проверяла меня и энергично заканчивала сборы. Увидев уже закрытый чемодан, Елена приняла озабоченный вид.

– Мы так давно никуда не ездили, – сказала она.

Это было вранье. За последние полгода мы совершили три поездки. Я не противоречил, истина была очевидна – как мне, так и ей. Она хотела сказать другое, а именно, что она в этот раз не поедет со мной, что другие поездки – не в счет, потому что эта поездка – новая, и ни одно путешествие в прошлом не может даже сравниться с тем, которому еще предстоит совершиться.